Круче бабы зверя нет! (С)
Сегодня разбирая паки с текстами, наткнулась на фанфик по "Звездным войнам" Мой любимый фик.
К сожалению не помню откуда он скачан, но имя автора сохранено.
Надеюсь, он на меня не обидится, если я выложу этот замечательный рассказ здесь.
Все, кто смотрел ЗВ, оценят его по достоинству.
А у меня внезапная грусть...
День песчанки
Дио Вильварин
читать дальшеВ 1977 году американский кинорежиссёр Джордж Лукас выпускает на большие экраны «Новую Надежду».
The Saga is beginning.
В 1993 году опять же американский опять же кинорежиссёр Гарольд Рэмис снимает «День сурка». Как было заявлено в титрах – комедию.
Вся сюжетная линия этой где-то даже комедии странным образом уместилась в один день, день второго февраля – День сурка.
«Праздники такого рода часто бывают у селян…»
Что же в этом странного, спросите вы? И будете правы. С определённой точки зрения, конечно.
Совершенным образом ничего странного, просто…
Просто каждое утро главный герой просыпается и обнаруживает, что он всё ещё остается во втором февраля – «Дне сурка», заново проживая этот день с самого начала. Причем происходит это снова и снова. Он просыпается второго февраля, проводит день, а в шесть утра третьего февраля снова перескакивает во второе февраля, независимо от того, что с ним приключилось вчера.
Такая вот засада…
Не будем пересказывать, почему и как это происходит – лучше выясним, каким образом сурки относятся к Джорджу Лукасу.
А никак они к нему не относятся. Они про него ничего не знают, и знать не хотят…
Круг замкнулся.
Год 2005.
The Saga is complete.
--------------------------------------------------------------------------------
ДЕНЬ ПЕСЧАНКИ
Совершенно необходимый эпиграф:
Нет, не уходят сны в никуда
Остается привкус талого льда
Я уже не склоняюсь, позволь
Я учусь причинять тебе боль
Джем.
День песчанки…
Праздники такого рода часто бывают у селян.
Он тяжело поднялся. Взметнулось облако мелкой песчаной пыли. Дошёл до двери. Привалился плечом к косяку. Ещё несколько мгновений – и оба солнца скатятся за горизонт. И все обитатели этой пустыни невольно и с облегчением вздохнут, получив возможность часок-другой понежиться в некотором подобии уютной прохлады. Перед тем как она обернётся колючей зябкостью ночи.
Татуин…
Мела позёмка, и зависшие уже над самым горизонтом звёздные близнецы будто перемигивались в жарком мареве всё ещё раскалённого воздуха. Как издевались…
Вся эта сушёная планета – один большой песчаный кукиш, скрученный судьбой по отношению к нему.
- МЕНЯ НЕТ БОЛЬШЕ!!! РАДУЙСЯ!!!
В пустоту и молчание бесконечности дюн.
- Меня нет!!! Но и тебя тоже – НЕТ!!!
И он захлопнул дверь. Громко. Очень. Так, что солнца-близнецы словно по команде свалились за горизонт, а мирно погоняющий свою банту тускен выронил ружьё.
Ненависть…
Такое сладкое и такое запретное слово.
Он перекатывал его на языке, внутренне радуясь и пугаясь той радости: теперь – можно.
Сел на кровать. Ткнул сухим кулаком хлипкий свой тюфяк.
Не спать.
Сегодня – День песчанки…
Не спать.
Задумался. А, задумавшись, не заметил его. Вернее, заметил, но только после того как его тень заслонила дверной проём. На пороге стоял мальчик. Местный парнишка. Один из многих. Выгоревшие до белизны вихры топорщатся над ушами. Облупленный нос. Домотканая рубаха скособочена. Пропылённый такой мальчишка, чумазый до невозможности, а глаза – ясные, ясные. Нездешние. Потусторонние какие-то глаза. И – очень знакомые.
Подождите-ка… а ведь дверь он закрывал. И не просто закрывал.
И солнца – сели. А здесь… Небо ещё светло – и скалы отбрасывают длинные тени.
- Люк? Люк, откуда ты взялся? Беги скорей домой, не то нам обоим влетит…
Мальчик пожал плечами. Переступил высокий порог. Подошёл. Сел на кровать рядом с Беном.
- Привет.
- Ну, здравствуй, коли не шутишь…
- Кто такой Люк?
- Неважно…
- А я думаю – важно.
Впрочем, на ответе он не настаивал. Поковырял пол носком стоптанного сапога. Опёрся двумя руками о край тюфяка. Подтянулся повыше.
Бен вздохнул. Обречённо. Мальчик поднял на него глаза.
- Я – есть…
--------------------------------------------------------------------------------
Второй день третьего месяца здешней «зимы» – сезона затяжных песчаных бурь и особенно нестерпимой жары с неизменно суровым ночным холодом – почитался важным днём года.
Как говорится, «праздники такого рода часто бывают у селян». Почти каждая захудалая планетка тщательно лелеет подобного рода традиции, бережно передавая их следующим поколениям колонистов-фермеров. Татуин не был исключением.
День песчанки…
- В этот день мама всегда печёт пирог.
- Любишь сладкое?
Энекин зябко поёжился. Корускант ему нравился. Если бы здесь было ещё чуточку потеплее… Уже три месяца он здесь, но всё ещё не может привыкнуть. Холодно.
- Не-а… Не люблю. От сладкого пить хочется.
И к тому, как запросто льётся здесь с небес вода – тоже. Не может… привыкнуть…
- Но пирог ведь сладкий? Держи! – Кеноби перекинул падавану своё одеяло.
- А вы, учитель?
- Да уж как-нибудь не замёрзну… «Странно, никогда не замечал, что в Храме экономят на отоплении. А ведь и, правда – зябко». Оби-Ван накинул на ноги плащ.
- Эни, мы ведь договорились, что будем на ты?
- Угу…
- Спишь?
- Угу…
Он не спал. Вспоминал, глядя в темноту их кельи. На закате песчанка вылезет из своей норы, и от того увидит ли зверёк свою двойную тень на гребне дюны, будет зависеть размер скудного фермерского урожая. В городе к этому дню относились с меньшим трепетом, но всё-таки – относились.
Мама печёт пирог…
Он не любит сладкого, но как рассказать? Как рассказать уютную тишину маминого дома? Мамины руки месят тесто, а он просто сидит рядом и молчит. И мама молчит. Зачем говорить? Им и так хорошо вместе.
Мама печёт пирог. Потому что все пекут. Так принято. Как расскажешь?
За их окном текла с небес вода. Много воды…
--------------------------------------------------------------------------------
Ему не надо было ничего делать. Просто продолжать жить. Существовать. Выходить утром из дома. Чинить влаговыпаритель. Кое-как зарабатывать на жизнь, пользуя больной фермерский скот и фермерскую же детвору. Пару раз приносили своих малышей по глаза завёрнутые в тряпье угрюмые и пугливые тускенки. С этих взять было нечего, но он всё равно – лечил. Кое-когда пустыня делала ему одолжение, и дюны уходили, открывая культурные слои татуинской цивилизации. Иногда он даже успевал вперёд джав. Ещё он хорошо чувствовал приближение бури. И делился своими плохими предчувствиями с немногими соседями. От его соседей о грядущем ненастье узнавали их соседи…и дальше, дальше, дальше… Люди успевали схоронить механизмы и скот и укрыться сами. Его по-татуински сухо благодарили, подкармливали, бывало – даже одаривали флягой воды. Шептали за спиной – колдун, а у него просто ныли перед бурей старые раны.
Он изматывал себя никому не нужной работой. Бродил по дюнам. Иногда издалека наблюдал за Ларсами. Устать бы за день так, чтобы свалиться и просто уснуть.
Без снов…
Потому что иначе – лучше вообще не спать.
--------------------------------------------------------------------------------
Мальчик сидел рядом с ним и качал ногами. И молчал. Кеноби тоже молчал. Потому что знал, что будет дальше.
Что это? Бред воспалённого сознания? Муки совести? Очередная злая насмешка судьбы? Он не знал.
Мальчик сполз с тюфяка. Дошёл до двери. Положил ладонь на клавишу консоли. Обернулся.
Кеноби знал, что он должен делать. Встать и дойти до двери. И тогда…
На этом этапе ничего изменить нельзя. Что он только не делал! Пытался даже ночевать в пустыне. Не помогало. Рано или поздно. Детская рука на дверной консоли.
И он встал и пошёл.
Один.
В жаркое марево вулканических испарений.
В багряные отсветы огненных рек.
В бесконечность своего собственного кошмара.
Это – было неизменно. А дальше… дальше начиналась импровизация.
Он знал, что всё напрасно. Но упорно пытался переиграть финал. Забыв о том, что пытаться – нельзя. Теперь – можно. Теперь у него было время. Много времени, принадлежащего только ему. Он выверял каждый шаг, ища тот единственный, который менял дальнейший стремительный ход событий на секунду, на слово, на взгляд.
Потом всё повторится ровно с того момента, откуда началось …
Он сходил с трапа неуместного в этом кровавом вареве изящного «Нубиана». Впрочем, довольно скоро он начал предпринимать попытки остаться и вовсе никуда не ходить. Простейший выход. Где-то впереди гулким эхом отдавались голоса. Плачущий умоляющий женский и спокойный уверенный – мужской.
Бесконечность…
Он прислушивался, пытаясь разобрать слова – его выкидывало в колючую реальность татуинской ночи. Отрешиться от происходящего? Не слушать? Бывало, он просиживал на месте несколько дней – дней ли? Терял сознание, вновь оказывался в своей татуинской берлоге, но совсем не спать не получалось и на следующую ночь приходилось искать новые способы обмануть выверты собственного подсознания.
Местные говорили – сумасшедший старик. И были правы.
Он сходил с ума и знал это.
С небес тёк огонь… Много огня…
--------------------------------------------------------------------------------
- Бен! Бен!
Он вздрогнул. Нет. Это Люк. Наверняка подумал – безумный дед окончательно слетел с катушек.
Нет, малыш… пока ещё нет.
Мерный гул гипердрайва. Кореллианский фрахтовик завис в небытии подпространства. Резонансом его собственному кошмару – миллионы живых голосов, вскрикнувших от боли и замолчавших навеки.
Что это?
Он опустился на первый подвернувшийся ящик. Тёмные круги в глазах. Острая боль в груди. Интересно, что же сдастся раньше – сердце или разум? Хочется надеяться, что всё-таки сердце. Не хочется на старости лет становиться посмешищем для праздной толпы. Тем более что посмешище из него – довольно опасное.
--------------------------------------------------------------------------------
- Оби-Ван! Бен!!! Помоги!
Боль, слёзы, злость в почти уже незнакомом голосе. Безумие. Нежелание умирать. ТАК умирать.
Огонь. Реки огня.
Огонь тёк с небес. Много огня…
Сегодня – День песчанки. Вспомнилось вдруг совсем уж не к месту. Почему? Почему он не может двинуться с места? Он стоит и смотрит, как то, что было его учеником, пытается ползти.
Он кричит что-то. Что-то об Избранности. Поздно…
Стоять и смотреть в пламя.
- Ты был мне братом!
Как будто что-то может его оправдать.
Месть? Он, джедай Кеноби, мстит? Стоит и смотрит? Чтобы после просто повернуться и уйти?
- Ненавижу!
Ненависть…
Ненависть и жёлтый огонь в нечеловеческих уже глазах его брата. Или это только неверный отсвет?
Снова и снова. Один и тот же кошмар. Много-много лет…
Чёрная фигура на фоне багровых скал. Кроваво-алый клинок.
Он выучил этот поединок назубок. Он оступался. Подставлялся под пылающее лезвие. Не единожды срывался в лаву. Чтобы в холодном поту вскочить с жёсткого ложа в своём жилище пустынника.
Ничего не менялось.
Менялся только он.
Изменись сам, и ты изменишь мир... Куда там!
Он не мог точно сказать, когда понял, что действует в строго заданных рамках. Переменными оставались – декорации, звуки, запахи. При попытках – ничего не делать, улететь, свернуть в боковой коридор, разобрать сейбер, напроситься Вейдеру в союзники – он мгновенно оказывался на Татуине. Энное число раз – в своей собственной постели. Раз двадцать – на пороге хижины. Три раза – у влаговыпарителя с молотком в руках. Люди говорили – старый Бен говорит сам с собой, а он говорил с ясноглазым малышом, похожим на Люка и бродившим за ним по пятам. Объяснял, размахивал руками, высказывал предположения. Мальчик понимающе кивал и молча шёл следом. Иногда, очень редко, Оби-Ван чувствовал тёплое прикосновение призрачной ладошки к своей иссохшей руке. Или ему это только казалось?
Он мог менять структуру фраз. И менял. Порой нёс такую откровенную ахинею, что на лице Скайуокера явно читалось желание покрутить пальцем у виска, а не вступать в навязанный бывшим учителем диалог. Но в бою – несподручно. Кеноби же было всё равно. Он искал зацепку.
Должен же этот безумный демиург когда-то ошибиться? И тогда они смогут выйти из круга.
Стоп.
Он споткнулся. Он всегда спотыкался на этом месте. На чём там спотыкаться? Он ещё в прошлые разы смотрел – ровное место.
Упал. Сейчас Энекин кинется его душить, а он непонятным образом вывернется из в буквальном смысле железной хватки падавана. В любом другом случае – ссылка на Татуин.
Ненавижу…
Оби-Ван Кеноби вёл войну. Свою собственную войну. Если бы кто-то знал…
И ситхи здесь были не при чём.
Сумасшедший старик Бен вёл войну с Демиургом.
Ясноглазый мальчик всё-таки покрутил пальцем у виска. Оби-Ван пожал плечами.
- Я всего лишь хочу помочь…
Потом взорвался.
- Они из нас идиотов сделали. А я – джедай!!! Джедай. Понимаешь? Джедай!!! А не садист…
Он рухнул навзничь, закинув руки за голову и уставившись в заросший паутиной потолок – джедаю Кеноби давно было не до никому ненужной работы. Похоже, дело всей жизни наконец-то найдено.
Мальчик опасливо передвинулся к краю лежанки. Сейчас он сползёт вниз и пойдёт к консоли.
На Мустафар…
- Стой! Стой, Эни! Не ходи. Подожди минутку.
Мальчик влез обратно.
- Понимаешь, кто-то из нас должен разорвать этот круг. Сделать НЕ так. И тогда ты сможешь выйти из него.
- А вы, учитель?
Он вздрогнул от его тихого голоса и заплакал. И впервые за много лет наконец-то выспался.
--------------------------------------------------------------------------------
- Откроешь, когда я скажу.
Энекин кивнул.
- И умойся, наконец.
Мальчишка заулыбался.
- Ага…
Тупой текст был выучен. Шаги отмеряны. Удары выверены. Теперь бы успеть.
- Мы ведь хорошо подготовились, правда?
- Споткнуться не забудь.
- Язва.
- Сам такой.
- Готов?
- Готов.
- Ну, братишка, теперь дело за тобой. Открывай!
Дверь отъехала в сторону. Кеноби приготовился вылететь на трап «Нубиана». Но – в глаза ударил яркий солнечный свет, многократно отражённый от бесчисленного множества песчинок.
- Сссситх!
- Сам такой!
Где-то надрывно заревела банта. Мгновенно сработали старые рефлексы: «Опасность!».
- Это Люк! Он в беде!
- А я!
- А ты сиди дома и не высовывайся!
- Доооома? Я там в лаве валяюсь, а ты тут каких-то люков спасаешь. Я его не знаю.
Кеноби возвёл глаза к небу, улыбнулся так, чтобы не заметил мальчик, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, взревел крайт-драконом.
- Ничего себе… - хлопок закрывшейся за его спиной двери.
Что-то пошло НЕ так.
--------------------------------------------------------------------------------
- Да ладно тебе, не дуйся.
Молчание.
- Ты же сам меня никогда о нём не спрашивал.
- Мог бы и сам рассказать.
- Я-то мог. А оно тебе – надо?
- Знаешь, надо!
- Тише ты… Разбудишь.
В каюте «Сокола» было тихо и тепло. Люк спал в пассажирском кресле. Кеноби сидел на том же ящике для инструмента. Мальчик тоже… сидел… или висел… в воздухе. Умытый.
- Это не я кричу, а ты. Меня, между прочим, здесь вообще нет. Я в данный момент веду эскадру военного флота Его Величества.
- Чего?
- Того. – Оби-Вану показали язык. - Думаешь, не справлюсь?
- И кто тебя только воспитывал…
- Вы…то есть ты. А ещё я одновременно являюсь плодом твоего больного воображения.
- Ну, спасибо…
- Ну, пожалуйста. Нет, я, конечно, понимаю – Энекин был таким хорошим, таким хорошим, а потом пришёл нехороший чёрный Вейдер и, ай-яй-яй! всё испортил. Ффффф…
- Извини, но у нас выбор – либо ахинею несу я, либо ты. Так что приготовься – я ещё не того наговорю.
- Это не выбор. Это – перебор.
- Не мой.
- Ладно. Извини. Проехали. Мне дверь нужна…
- Эта подойдёт? – Кеноби кивнул в сторону запасного шлюза.
Мальчик соскочил на пол.
- Ага…
- Эни?
- Чего?
- Сегодня День песчанки.
Он обернулся. Долго-долго смотрел на Бена потусторонними своими глазищами. Потом кивнул.
- Попытка номер -дцать?
--------------------------------------------------------------------------------
Ему бы пройти мимо. Но мальчик вырулил из бокового коридора, поскользнувшись стоптанными своими сапожками на блестящем дюрастале, замахал руками – сюда. И Бен пошёл.
Завернул за угол.
- Эни?
Никого. Хотя… постойте-ка.
Тяжёлая мерная поступь. В такт шагам – вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…
Совершенная машина. Сложная смесь проводов, электроники, шарниров и… обгоревшего человеческого тела.
В нём всё совершенно. От шлема до шёлка чёрного плаща. Он – не ошибается. Разве машина может ошибаться? Но где-то за визорами совершенной чёрной маски – знакомые потусторонние глаза совершенного живого человека.
И – кроваво-алый клинок в затянутой в чёрную кожу руке.
А ты ведь тоже ведёшь собственную войну, мой Ученик. Знаешь, когда вижу тебя такого – сочувствую нашему Демиургу. Какая совершенная погибель… Вот уж точно – не ведал, что творил.
Голос мальчика прозвучал прямо над ухом:
- Круто?
- Просто обо****ться.
- И кто тебя воспитывал?
- Не язви под руку…
Тишину ангара разорвал глубокий поставленный бас Вейдера.
- Я ждал тебя, Оби-Ван. Наконец-то мы встретились. Круг замкнулся…
--------------------------------------------------------------------------------
- Оби-Ван! Бен!!! Помоги!
Боль, слёзы, злость в почти уже незнакомом голосе. Безумие. Нежелание умирать. ТАК умирать.
Огонь. Реки огня.
Огонь тёк с небес. Много огня…
Сегодня – День песчанки. Вспомнилось вдруг совсем уж не к месту. Почему? Почему он не может двинуться с места? Он стоит и смотрит, как то, что было его учеником, пытается ползти.
Он кричит что-то. Что-то об Избранности. Поздно…
Стоять и смотреть в пламя.
- Ты был мне братом!
Как будто что-то может его оправдать.
Месть? Он, джедай Кеноби, мстит? Стоит и смотрит? Чтобы после просто повернуться и уйти?
- Ненавижу!
«Я знаю. Я понимаю тебя, брат. ТЕПЕРЬ – понимаю».
Ненавижу! Ненавижу тех, кто играет нами как куклами. Живыми людьми – как бездушными манекенами. Потерпи ещё немного, братишка, я иду. Мы дали им на потеху достаточно убедительное представление, а теперь я – иду к тебе.
Что-то пошло НЕ так.
--------------------------------------------------------------------------------
Он посмотрел куда-то в бок. Неожиданно для всех. Для Вейдера. Для Люка. Для застывших в удивлении штурмовиков, собирающих за забралами шлемов свои отпавшие челюсти.
Улыбнулся кому-то. Люку? Нет. Не Люку…
Мальчик улыбнулся ему в ответ.
- Ну что? Дальше справитесь сами?
- Сами.
- Ну… я пошёл.
- Счастливой дороги. И… до встречи в Силе!
- До встречи… Брат…
Джедай Оби-Ван Кеноби поднял свой меч в последнем салюте.
- Открывай!
Детская рука на дверной консоли.
Лёгкий взмах кроваво-алого клинка.
--------------------------------------------------------------------------------
И вот он уже бежит по чёрному горячему песку. Успеть бы сбить пламя, а там я тебя вытащу. Всё ещё будет хорошо. Только, пожалуйста, не дыши этим раскалённым ядом. Не дыши. Прошу тебя…
- Энекин!
Я разорву этот круг, Энекин. Обещаю тебе.
- Энекин! Эни!!! Дай мне руку! Дай. Мне. Руку…
PS: Но какой-то дурак понял сказку не так
И теперь у меня в голове кавардак
Камни тяжкие слов умножаю на ноль
Я сумел причинить тебе боль...
Да. Вспомнила, что прекрасные фики пишут не только про ФК.
Скоро "Старкон"
К сожалению не помню откуда он скачан, но имя автора сохранено.
Надеюсь, он на меня не обидится, если я выложу этот замечательный рассказ здесь.
Все, кто смотрел ЗВ, оценят его по достоинству.
А у меня внезапная грусть...
День песчанки
Дио Вильварин
читать дальшеВ 1977 году американский кинорежиссёр Джордж Лукас выпускает на большие экраны «Новую Надежду».
The Saga is beginning.
В 1993 году опять же американский опять же кинорежиссёр Гарольд Рэмис снимает «День сурка». Как было заявлено в титрах – комедию.
Вся сюжетная линия этой где-то даже комедии странным образом уместилась в один день, день второго февраля – День сурка.
«Праздники такого рода часто бывают у селян…»
Что же в этом странного, спросите вы? И будете правы. С определённой точки зрения, конечно.
Совершенным образом ничего странного, просто…
Просто каждое утро главный герой просыпается и обнаруживает, что он всё ещё остается во втором февраля – «Дне сурка», заново проживая этот день с самого начала. Причем происходит это снова и снова. Он просыпается второго февраля, проводит день, а в шесть утра третьего февраля снова перескакивает во второе февраля, независимо от того, что с ним приключилось вчера.
Такая вот засада…
Не будем пересказывать, почему и как это происходит – лучше выясним, каким образом сурки относятся к Джорджу Лукасу.
А никак они к нему не относятся. Они про него ничего не знают, и знать не хотят…
Круг замкнулся.
Год 2005.
The Saga is complete.
--------------------------------------------------------------------------------
ДЕНЬ ПЕСЧАНКИ
Совершенно необходимый эпиграф:
Нет, не уходят сны в никуда
Остается привкус талого льда
Я уже не склоняюсь, позволь
Я учусь причинять тебе боль
Джем.
День песчанки…
Праздники такого рода часто бывают у селян.
Он тяжело поднялся. Взметнулось облако мелкой песчаной пыли. Дошёл до двери. Привалился плечом к косяку. Ещё несколько мгновений – и оба солнца скатятся за горизонт. И все обитатели этой пустыни невольно и с облегчением вздохнут, получив возможность часок-другой понежиться в некотором подобии уютной прохлады. Перед тем как она обернётся колючей зябкостью ночи.
Татуин…
Мела позёмка, и зависшие уже над самым горизонтом звёздные близнецы будто перемигивались в жарком мареве всё ещё раскалённого воздуха. Как издевались…
Вся эта сушёная планета – один большой песчаный кукиш, скрученный судьбой по отношению к нему.
- МЕНЯ НЕТ БОЛЬШЕ!!! РАДУЙСЯ!!!
В пустоту и молчание бесконечности дюн.
- Меня нет!!! Но и тебя тоже – НЕТ!!!
И он захлопнул дверь. Громко. Очень. Так, что солнца-близнецы словно по команде свалились за горизонт, а мирно погоняющий свою банту тускен выронил ружьё.
Ненависть…
Такое сладкое и такое запретное слово.
Он перекатывал его на языке, внутренне радуясь и пугаясь той радости: теперь – можно.
Сел на кровать. Ткнул сухим кулаком хлипкий свой тюфяк.
Не спать.
Сегодня – День песчанки…
Не спать.
Задумался. А, задумавшись, не заметил его. Вернее, заметил, но только после того как его тень заслонила дверной проём. На пороге стоял мальчик. Местный парнишка. Один из многих. Выгоревшие до белизны вихры топорщатся над ушами. Облупленный нос. Домотканая рубаха скособочена. Пропылённый такой мальчишка, чумазый до невозможности, а глаза – ясные, ясные. Нездешние. Потусторонние какие-то глаза. И – очень знакомые.
Подождите-ка… а ведь дверь он закрывал. И не просто закрывал.
И солнца – сели. А здесь… Небо ещё светло – и скалы отбрасывают длинные тени.
- Люк? Люк, откуда ты взялся? Беги скорей домой, не то нам обоим влетит…
Мальчик пожал плечами. Переступил высокий порог. Подошёл. Сел на кровать рядом с Беном.
- Привет.
- Ну, здравствуй, коли не шутишь…
- Кто такой Люк?
- Неважно…
- А я думаю – важно.
Впрочем, на ответе он не настаивал. Поковырял пол носком стоптанного сапога. Опёрся двумя руками о край тюфяка. Подтянулся повыше.
Бен вздохнул. Обречённо. Мальчик поднял на него глаза.
- Я – есть…
--------------------------------------------------------------------------------
Второй день третьего месяца здешней «зимы» – сезона затяжных песчаных бурь и особенно нестерпимой жары с неизменно суровым ночным холодом – почитался важным днём года.
Как говорится, «праздники такого рода часто бывают у селян». Почти каждая захудалая планетка тщательно лелеет подобного рода традиции, бережно передавая их следующим поколениям колонистов-фермеров. Татуин не был исключением.
День песчанки…
- В этот день мама всегда печёт пирог.
- Любишь сладкое?
Энекин зябко поёжился. Корускант ему нравился. Если бы здесь было ещё чуточку потеплее… Уже три месяца он здесь, но всё ещё не может привыкнуть. Холодно.
- Не-а… Не люблю. От сладкого пить хочется.
И к тому, как запросто льётся здесь с небес вода – тоже. Не может… привыкнуть…
- Но пирог ведь сладкий? Держи! – Кеноби перекинул падавану своё одеяло.
- А вы, учитель?
- Да уж как-нибудь не замёрзну… «Странно, никогда не замечал, что в Храме экономят на отоплении. А ведь и, правда – зябко». Оби-Ван накинул на ноги плащ.
- Эни, мы ведь договорились, что будем на ты?
- Угу…
- Спишь?
- Угу…
Он не спал. Вспоминал, глядя в темноту их кельи. На закате песчанка вылезет из своей норы, и от того увидит ли зверёк свою двойную тень на гребне дюны, будет зависеть размер скудного фермерского урожая. В городе к этому дню относились с меньшим трепетом, но всё-таки – относились.
Мама печёт пирог…
Он не любит сладкого, но как рассказать? Как рассказать уютную тишину маминого дома? Мамины руки месят тесто, а он просто сидит рядом и молчит. И мама молчит. Зачем говорить? Им и так хорошо вместе.
Мама печёт пирог. Потому что все пекут. Так принято. Как расскажешь?
За их окном текла с небес вода. Много воды…
--------------------------------------------------------------------------------
Ему не надо было ничего делать. Просто продолжать жить. Существовать. Выходить утром из дома. Чинить влаговыпаритель. Кое-как зарабатывать на жизнь, пользуя больной фермерский скот и фермерскую же детвору. Пару раз приносили своих малышей по глаза завёрнутые в тряпье угрюмые и пугливые тускенки. С этих взять было нечего, но он всё равно – лечил. Кое-когда пустыня делала ему одолжение, и дюны уходили, открывая культурные слои татуинской цивилизации. Иногда он даже успевал вперёд джав. Ещё он хорошо чувствовал приближение бури. И делился своими плохими предчувствиями с немногими соседями. От его соседей о грядущем ненастье узнавали их соседи…и дальше, дальше, дальше… Люди успевали схоронить механизмы и скот и укрыться сами. Его по-татуински сухо благодарили, подкармливали, бывало – даже одаривали флягой воды. Шептали за спиной – колдун, а у него просто ныли перед бурей старые раны.
Он изматывал себя никому не нужной работой. Бродил по дюнам. Иногда издалека наблюдал за Ларсами. Устать бы за день так, чтобы свалиться и просто уснуть.
Без снов…
Потому что иначе – лучше вообще не спать.
--------------------------------------------------------------------------------
Мальчик сидел рядом с ним и качал ногами. И молчал. Кеноби тоже молчал. Потому что знал, что будет дальше.
Что это? Бред воспалённого сознания? Муки совести? Очередная злая насмешка судьбы? Он не знал.
Мальчик сполз с тюфяка. Дошёл до двери. Положил ладонь на клавишу консоли. Обернулся.
Кеноби знал, что он должен делать. Встать и дойти до двери. И тогда…
На этом этапе ничего изменить нельзя. Что он только не делал! Пытался даже ночевать в пустыне. Не помогало. Рано или поздно. Детская рука на дверной консоли.
И он встал и пошёл.
Один.
В жаркое марево вулканических испарений.
В багряные отсветы огненных рек.
В бесконечность своего собственного кошмара.
Это – было неизменно. А дальше… дальше начиналась импровизация.
Он знал, что всё напрасно. Но упорно пытался переиграть финал. Забыв о том, что пытаться – нельзя. Теперь – можно. Теперь у него было время. Много времени, принадлежащего только ему. Он выверял каждый шаг, ища тот единственный, который менял дальнейший стремительный ход событий на секунду, на слово, на взгляд.
Потом всё повторится ровно с того момента, откуда началось …
Он сходил с трапа неуместного в этом кровавом вареве изящного «Нубиана». Впрочем, довольно скоро он начал предпринимать попытки остаться и вовсе никуда не ходить. Простейший выход. Где-то впереди гулким эхом отдавались голоса. Плачущий умоляющий женский и спокойный уверенный – мужской.
Бесконечность…
Он прислушивался, пытаясь разобрать слова – его выкидывало в колючую реальность татуинской ночи. Отрешиться от происходящего? Не слушать? Бывало, он просиживал на месте несколько дней – дней ли? Терял сознание, вновь оказывался в своей татуинской берлоге, но совсем не спать не получалось и на следующую ночь приходилось искать новые способы обмануть выверты собственного подсознания.
Местные говорили – сумасшедший старик. И были правы.
Он сходил с ума и знал это.
С небес тёк огонь… Много огня…
--------------------------------------------------------------------------------
- Бен! Бен!
Он вздрогнул. Нет. Это Люк. Наверняка подумал – безумный дед окончательно слетел с катушек.
Нет, малыш… пока ещё нет.
Мерный гул гипердрайва. Кореллианский фрахтовик завис в небытии подпространства. Резонансом его собственному кошмару – миллионы живых голосов, вскрикнувших от боли и замолчавших навеки.
Что это?
Он опустился на первый подвернувшийся ящик. Тёмные круги в глазах. Острая боль в груди. Интересно, что же сдастся раньше – сердце или разум? Хочется надеяться, что всё-таки сердце. Не хочется на старости лет становиться посмешищем для праздной толпы. Тем более что посмешище из него – довольно опасное.
--------------------------------------------------------------------------------
- Оби-Ван! Бен!!! Помоги!
Боль, слёзы, злость в почти уже незнакомом голосе. Безумие. Нежелание умирать. ТАК умирать.
Огонь. Реки огня.
Огонь тёк с небес. Много огня…
Сегодня – День песчанки. Вспомнилось вдруг совсем уж не к месту. Почему? Почему он не может двинуться с места? Он стоит и смотрит, как то, что было его учеником, пытается ползти.
Он кричит что-то. Что-то об Избранности. Поздно…
Стоять и смотреть в пламя.
- Ты был мне братом!
Как будто что-то может его оправдать.
Месть? Он, джедай Кеноби, мстит? Стоит и смотрит? Чтобы после просто повернуться и уйти?
- Ненавижу!
Ненависть…
Ненависть и жёлтый огонь в нечеловеческих уже глазах его брата. Или это только неверный отсвет?
Снова и снова. Один и тот же кошмар. Много-много лет…
Чёрная фигура на фоне багровых скал. Кроваво-алый клинок.
Он выучил этот поединок назубок. Он оступался. Подставлялся под пылающее лезвие. Не единожды срывался в лаву. Чтобы в холодном поту вскочить с жёсткого ложа в своём жилище пустынника.
Ничего не менялось.
Менялся только он.
Изменись сам, и ты изменишь мир... Куда там!
Он не мог точно сказать, когда понял, что действует в строго заданных рамках. Переменными оставались – декорации, звуки, запахи. При попытках – ничего не делать, улететь, свернуть в боковой коридор, разобрать сейбер, напроситься Вейдеру в союзники – он мгновенно оказывался на Татуине. Энное число раз – в своей собственной постели. Раз двадцать – на пороге хижины. Три раза – у влаговыпарителя с молотком в руках. Люди говорили – старый Бен говорит сам с собой, а он говорил с ясноглазым малышом, похожим на Люка и бродившим за ним по пятам. Объяснял, размахивал руками, высказывал предположения. Мальчик понимающе кивал и молча шёл следом. Иногда, очень редко, Оби-Ван чувствовал тёплое прикосновение призрачной ладошки к своей иссохшей руке. Или ему это только казалось?
Он мог менять структуру фраз. И менял. Порой нёс такую откровенную ахинею, что на лице Скайуокера явно читалось желание покрутить пальцем у виска, а не вступать в навязанный бывшим учителем диалог. Но в бою – несподручно. Кеноби же было всё равно. Он искал зацепку.
Должен же этот безумный демиург когда-то ошибиться? И тогда они смогут выйти из круга.
Стоп.
Он споткнулся. Он всегда спотыкался на этом месте. На чём там спотыкаться? Он ещё в прошлые разы смотрел – ровное место.
Упал. Сейчас Энекин кинется его душить, а он непонятным образом вывернется из в буквальном смысле железной хватки падавана. В любом другом случае – ссылка на Татуин.
Ненавижу…
Оби-Ван Кеноби вёл войну. Свою собственную войну. Если бы кто-то знал…
И ситхи здесь были не при чём.
Сумасшедший старик Бен вёл войну с Демиургом.
Ясноглазый мальчик всё-таки покрутил пальцем у виска. Оби-Ван пожал плечами.
- Я всего лишь хочу помочь…
Потом взорвался.
- Они из нас идиотов сделали. А я – джедай!!! Джедай. Понимаешь? Джедай!!! А не садист…
Он рухнул навзничь, закинув руки за голову и уставившись в заросший паутиной потолок – джедаю Кеноби давно было не до никому ненужной работы. Похоже, дело всей жизни наконец-то найдено.
Мальчик опасливо передвинулся к краю лежанки. Сейчас он сползёт вниз и пойдёт к консоли.
На Мустафар…
- Стой! Стой, Эни! Не ходи. Подожди минутку.
Мальчик влез обратно.
- Понимаешь, кто-то из нас должен разорвать этот круг. Сделать НЕ так. И тогда ты сможешь выйти из него.
- А вы, учитель?
Он вздрогнул от его тихого голоса и заплакал. И впервые за много лет наконец-то выспался.
--------------------------------------------------------------------------------
- Откроешь, когда я скажу.
Энекин кивнул.
- И умойся, наконец.
Мальчишка заулыбался.
- Ага…
Тупой текст был выучен. Шаги отмеряны. Удары выверены. Теперь бы успеть.
- Мы ведь хорошо подготовились, правда?
- Споткнуться не забудь.
- Язва.
- Сам такой.
- Готов?
- Готов.
- Ну, братишка, теперь дело за тобой. Открывай!
Дверь отъехала в сторону. Кеноби приготовился вылететь на трап «Нубиана». Но – в глаза ударил яркий солнечный свет, многократно отражённый от бесчисленного множества песчинок.
- Сссситх!
- Сам такой!
Где-то надрывно заревела банта. Мгновенно сработали старые рефлексы: «Опасность!».
- Это Люк! Он в беде!
- А я!
- А ты сиди дома и не высовывайся!
- Доооома? Я там в лаве валяюсь, а ты тут каких-то люков спасаешь. Я его не знаю.
Кеноби возвёл глаза к небу, улыбнулся так, чтобы не заметил мальчик, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, взревел крайт-драконом.
- Ничего себе… - хлопок закрывшейся за его спиной двери.
Что-то пошло НЕ так.
--------------------------------------------------------------------------------
- Да ладно тебе, не дуйся.
Молчание.
- Ты же сам меня никогда о нём не спрашивал.
- Мог бы и сам рассказать.
- Я-то мог. А оно тебе – надо?
- Знаешь, надо!
- Тише ты… Разбудишь.
В каюте «Сокола» было тихо и тепло. Люк спал в пассажирском кресле. Кеноби сидел на том же ящике для инструмента. Мальчик тоже… сидел… или висел… в воздухе. Умытый.
- Это не я кричу, а ты. Меня, между прочим, здесь вообще нет. Я в данный момент веду эскадру военного флота Его Величества.
- Чего?
- Того. – Оби-Вану показали язык. - Думаешь, не справлюсь?
- И кто тебя только воспитывал…
- Вы…то есть ты. А ещё я одновременно являюсь плодом твоего больного воображения.
- Ну, спасибо…
- Ну, пожалуйста. Нет, я, конечно, понимаю – Энекин был таким хорошим, таким хорошим, а потом пришёл нехороший чёрный Вейдер и, ай-яй-яй! всё испортил. Ффффф…
- Извини, но у нас выбор – либо ахинею несу я, либо ты. Так что приготовься – я ещё не того наговорю.
- Это не выбор. Это – перебор.
- Не мой.
- Ладно. Извини. Проехали. Мне дверь нужна…
- Эта подойдёт? – Кеноби кивнул в сторону запасного шлюза.
Мальчик соскочил на пол.
- Ага…
- Эни?
- Чего?
- Сегодня День песчанки.
Он обернулся. Долго-долго смотрел на Бена потусторонними своими глазищами. Потом кивнул.
- Попытка номер -дцать?
--------------------------------------------------------------------------------
Ему бы пройти мимо. Но мальчик вырулил из бокового коридора, поскользнувшись стоптанными своими сапожками на блестящем дюрастале, замахал руками – сюда. И Бен пошёл.
Завернул за угол.
- Эни?
Никого. Хотя… постойте-ка.
Тяжёлая мерная поступь. В такт шагам – вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…
Совершенная машина. Сложная смесь проводов, электроники, шарниров и… обгоревшего человеческого тела.
В нём всё совершенно. От шлема до шёлка чёрного плаща. Он – не ошибается. Разве машина может ошибаться? Но где-то за визорами совершенной чёрной маски – знакомые потусторонние глаза совершенного живого человека.
И – кроваво-алый клинок в затянутой в чёрную кожу руке.
А ты ведь тоже ведёшь собственную войну, мой Ученик. Знаешь, когда вижу тебя такого – сочувствую нашему Демиургу. Какая совершенная погибель… Вот уж точно – не ведал, что творил.
Голос мальчика прозвучал прямо над ухом:
- Круто?
- Просто обо****ться.
- И кто тебя воспитывал?
- Не язви под руку…
Тишину ангара разорвал глубокий поставленный бас Вейдера.
- Я ждал тебя, Оби-Ван. Наконец-то мы встретились. Круг замкнулся…
--------------------------------------------------------------------------------
- Оби-Ван! Бен!!! Помоги!
Боль, слёзы, злость в почти уже незнакомом голосе. Безумие. Нежелание умирать. ТАК умирать.
Огонь. Реки огня.
Огонь тёк с небес. Много огня…
Сегодня – День песчанки. Вспомнилось вдруг совсем уж не к месту. Почему? Почему он не может двинуться с места? Он стоит и смотрит, как то, что было его учеником, пытается ползти.
Он кричит что-то. Что-то об Избранности. Поздно…
Стоять и смотреть в пламя.
- Ты был мне братом!
Как будто что-то может его оправдать.
Месть? Он, джедай Кеноби, мстит? Стоит и смотрит? Чтобы после просто повернуться и уйти?
- Ненавижу!
«Я знаю. Я понимаю тебя, брат. ТЕПЕРЬ – понимаю».
Ненавижу! Ненавижу тех, кто играет нами как куклами. Живыми людьми – как бездушными манекенами. Потерпи ещё немного, братишка, я иду. Мы дали им на потеху достаточно убедительное представление, а теперь я – иду к тебе.
Что-то пошло НЕ так.
--------------------------------------------------------------------------------
Он посмотрел куда-то в бок. Неожиданно для всех. Для Вейдера. Для Люка. Для застывших в удивлении штурмовиков, собирающих за забралами шлемов свои отпавшие челюсти.
Улыбнулся кому-то. Люку? Нет. Не Люку…
Мальчик улыбнулся ему в ответ.
- Ну что? Дальше справитесь сами?
- Сами.
- Ну… я пошёл.
- Счастливой дороги. И… до встречи в Силе!
- До встречи… Брат…
Джедай Оби-Ван Кеноби поднял свой меч в последнем салюте.
- Открывай!
Детская рука на дверной консоли.
Лёгкий взмах кроваво-алого клинка.
--------------------------------------------------------------------------------
И вот он уже бежит по чёрному горячему песку. Успеть бы сбить пламя, а там я тебя вытащу. Всё ещё будет хорошо. Только, пожалуйста, не дыши этим раскалённым ядом. Не дыши. Прошу тебя…
- Энекин!
Я разорву этот круг, Энекин. Обещаю тебе.
- Энекин! Эни!!! Дай мне руку! Дай. Мне. Руку…
PS: Но какой-то дурак понял сказку не так
И теперь у меня в голове кавардак
Камни тяжкие слов умножаю на ноль
Я сумел причинить тебе боль...
Да. Вспомнила, что прекрасные фики пишут не только про ФК.
Скоро "Старкон"
@настроение: Внезапная грусть
Вот и я вспомнила, что бывают. Про ЗВ еще ни разу не писала. И не буду. У меня так красиво и пронзительно не получится.
Кстати! Недавно узнала: Алек Гиннес - исполнитель роли Оби Вана Кеноби в оригинальной трилогии, родился 2 апреля)))))
Это Сила?